Когда окончилась Зимняя война, за анализ ошибок и просчётов сели не только советские военные. Финны были разъярены поражением, потерей своих карельских земель и Выборга. Но они не строили иллюзий, понимая, что перемирье, подписанное с Советским Союзом, это лишь небольшая передышка перед следующим нападением вероломного «восточного соседа». Авиация бедной страны никак не могла соревноваться с советским воздушным флотом. Да и сама по себе воздушная разведка в условиях дурной северной погоды, лесов и полярных ночей имела сомнительную эффективность.
Финские лыжники
Зато финны убедились, что их солдаты превосходно приспособлены к войне среди тайги, снегов и болот. А внезапные удары по советским тыловым объектам и линиям снабжения на этом ТВД могли иметь фантастическую эффективность. «Глазами» и «кинжалами» финской армии должны были стать диверсионно-разведывательные группы (ДРГ) дальнего действия. В них для обучения отобрали 150 лучших добровольцев: имевших прекрасную физическую форму, с опытом войны и лыжными навыками.
25 июня 1941 года, после нападения насистами на Советского Союза, вдоль советско-финской границы от Выборга до Заполярья выдвинулись четыре отдельные разведроты, находившиеся в прямом подчинении разведывательного управления финского генштаба.
С началом войны диверсионно-разведывательные группы пересекли линию фронта и изрядно поспособствовали успеху финляндского наступления. Самим финским диверсанта, в их нелегкой работе, очень сильно помогал стимулирующий препарат-«Первитин»
Опасное чудо немецкой фармацевтики
К началу немецкого вторжения в Польшу вермахт и люфтваффе очень полюбили продукцию химических фабрик Германа Теммлера. Таблетки метамфетамина под маркой «Первитин» как рукой снимали сон и усталость, позволяли вести войну днём и ночью.
Сотрудницы фармацевтического завода «Теммлер» в Берлине на производстве первитина
Это вундерваффе применялось с первых кампаний нацистов, когда машина блицкрига ещё только отлаживалась. По данным немецкого историка Нормана Олера, перед вторжением во Францию солдатам и офицерам рейха вполне официально выдали 35 миллионов доз первитина.
Побочные эффекты впечатляли один больше другого. Спустя сутки после приёма чудо-пилюли воина рейха накрывал жёсткий «отходняк». Ощущения тяжёлого похмелья, бодрость и сообразительность несвежего зомби дополняла сильнейшая испарина. Сердце при этом норовило выломать рёбра, некоторые отправлялись прямиком в могилу.
Исполнять служебные обязанности в таком состоянии было затруднительно, и боец на сутки-двое оказывался небоеспособен. Хуже того, в процессе действия препарата нечеловеческая бодрость нередко перетекала в «режим берсерка» пополам с тяжёлым психозом. Солдаты и офицеры отказывались выполнять не нравящиеся им приказы, дрались между собой, наполнялись неконтролируемой агрессией и творили зверства даже по меркам превосходили эсэсовцев.
На резню пленных и мирного населения нацистский рейх ещё мог закрыть глаза, но неподчинение приказам было страшнейшим из преступлений. Затем выявилось и то, что вещество помимо крайнего истощения организма вызывает тяжёлый психологический эффект привыкания и опасную для здоровья и психики «ломку» при отказе. А без отказа — всё то же истощение и клиническую депрессию, чреватую суицидом.
В декабре 1940 года месячные нормы выдачи первитина урезали в 10 раз, с 12,4 миллиона доз до 1,2 миллиона. Принимать их теперь предполагалось только в случае крайней необходимости для выполнения особо важных задач.
Что, впрочем, не помешало самому Гитлеру сидеть на веществах. Вполне возможно, оттого он и наделал столько стратегических ошибок. Пилоты люфтваффе, принимавшие первитин, стали биться заметно чаще, и им ещё в начале войны вообще запретили использовать метамфетамин. Но даже после нового урезания норм выдачи наркотиков в 1942 году элитные части вермахта и СС всеми правдами и неправдами пытались выбить себе заветные таблетки.
Тестирование стимулирующих средств на группе курсантов военно-медицинских училищ Германии
И порой закидывались до полного умопомрачения. Историк Николас Расмуссен приводит случай, когда советские войска под Ленинградом без боя взяли в плен целую роту СС. К удивлению красноармейцев, эсэсовцы даже не пытались сопротивляться, хотя вели себя крайне нервно и припадочно. Как оказалось, они в ожидании советской атаки приняли ударную дозу первитина, их накрыло, и они всю ночь вели тяжёлый бой с пустым лесом. К утру их попустило, и они пришли в состояние безвольных дёрганых зомби.
Впрочем, даже останься они физически боеспособными — это им не сильно бы помогло. Потому что в отчаянной битве с нападающими со всех сторон большевистскими соснами и ёлками они израсходовали весь боезапас.
Пока вермахт и СС пытались слезть с метамфетамина, финны его как раз распробовали. Особенно его полюбили те самые дальние разведчики, которым часто требовалось вообще не спать в рейдах в советский тыл. Уходящим на задание ДРГ выдавали пачку с тридцатью таблетками, которую нёс один из бойцов.
Марафон Койвунена
С начала 1944 года несколько десятков финских разведчиков отряда Паатсало начали активные рейды в советский тыл по дремучим лесам Лапландии. Их задачами были разведка и диверсии в районе дороги Алакуртти-Кандалакша. Советские войска к этому времени многому научились. Рейды у опытных финских коммандос не ладились. Их ДРГ то и дело напарывались на мины и засады в самых неожиданных местах, несли потери, а диверсии и захват языков получались всё реже.
Шестнадцатого марта 53-я и 54-я ДРГ 4-го отряда отправились «за ленточку» проверить сведения воздушной разведки о строительстве нового советского аэродрома к северу от стратегической дороги. Их вёл капитан Илмари Хонканен — организатор известного рейда на Петровский Ям. Но даже участие лучшего командира финляндской разведки не помогло.
Илмари Хонканен (слева)
С временной базы в советском тылу финские диверсанты отправились на поиски аэродрома. Нашли. Правда, не аэродром. И не они, а их. Советские коллеги. Угодив в засаду, диверсанты рассыпались и начали уходить.
Самым большим оказался отряд из девятерых лыжников во главе с Рейно Ритконеном. Опыт их не подвёл — на временную базу сумели вернуться семеро. Одного поймали советские разведчики, и после вдумчивых бесед с военной контрразведкой капрал Хиетала отправился на десять лет убирать снег в Сибири, что честно говоря удивительно, так как диверсанты редко отправляются в лагерь для военнопленных, обычно, после пленения их путь оказывается гораздо короче. Таковы уж неписанные законы войны.
А вот с субсержантом Аймо Койвуненом приключилась другая беда. Он двигался впереди отряда, прокладывая им лыжную колею в глубоком снегу. Койвунен выбился из сил, погоня дышала в затылок, а в советский плен ему совсем не хотелось — как и подводить боевых товарищей. И тут он вспомнил, что в кармане лежит заветная пачка первитина. Весенний лес был лапландским. Воздух в нём прогрелся до -20 градусов по Цельсию, и таблетки первитина смёрзлись. Выдалбывать одну таблетку на бегу Койвунен не рискнул. С громким мысленным «перкеле!» он съел всю пачку. Пятикратную максимально допустимую дозу метамфетамина. Инструкцией разведывательного управления финского генштаба принимать более шести таблеток в сутки строжайше запрещалось даже в исключительных случаях.
Обычный человек, скорее всего, умер бы и от гораздо меньшей дозы. Но финский разведчик так просто не сдался ни коммунистам, ни первитину. Сначала всё шло по плану. Он ощутил прилив сил и налёг на лыжи. Другие диверсанты следовали за ним, уходя от советской погони. Затем его «накрыло» самым жестоким образом.
Поползли галлюцинации. Рассудок заблудился в заснеженном лесу. Во временное подобие просветления он пришёл только следующим утром. Как позже выяснилось, на расстоянии ста километров от места встречи с советской засадой. Рядом никого не было. Оружие он умудрился сохранить, а вот еду потерял. Вокруг лапландская тайга. И отпускать передоз его совершенно не собирался. То и дело преследовали галлюцинации пополам с паническими атаками. Он понятия не имел, действительно ли в последующие дни его пытались схватить советские разведчики или это были очередные глюки, как у тех эсэсовцев. Койвунен бежал на лыжах всё дальше и дальше, то приходя в подобие сознания, то вырубаясь, — но продолжая куда-то двигаться на автомате.
Аймо Койвунен
В часы, когда действие первитин чуть ослабевало, у Койвунена начинался страшный голод. Еды в зимнем лесу не попадалось. Он пытался жевать сосновые почки, а как-то раз умудрился поймать и съесть целиком с костями птичку — размером с воробья. У заброшенного немецкого аэродрома Койвунен наступил на противопехотную мину. Ноги изранило — хотя бы не оторвало, спасло то, что на мину наехала лыжа, а не сама нога, но лыжник потерял возможность ходить. Нормальный человек тут уж точно отдал бы концы. Но не суровый финский разведчик под передозом.
Он неделю пролежал в снежной яме, пытаясь подлечить ноги и дождаться хоть какого-нибудь завалящего немца. Первитин продолжал действовать, выкачивал из организма все ресурсы, но, видимо, он и железная закалка не дали финну замёрзнуть насмерть. Когда Койвунен понял, что может хоть как-то ходить, он двинулся дальше в поисках своих. Провидению было угодно, чтобы в итоге его нашёл финский патруль. К тому времени он блуждал по зимним лесам уже две недели и прошёл около 400 километров(!)
Не верящие, что этот человек всё ещё жив после подобной передозировки, врачи обнаружили у него пульс за 200 ударов в минуту. Некогда крепкое и тренированное тело профессионального военного разведчика больше напоминало узника концлагеря: он весил всего 43 килограмма. Теперь он уж точно должен был умереть. Но нет. Финны — суровые люди. Не случайно своей главной национальной добродетелью они считают «сису» — стойкость и упорство за всякими пределами разумного и возможного.
Айво Койвунен после войны
Аймо Койвунен, естественно, не вернулся на фронт. Новое поражение финских войск в Карелии, смена политической ориентации и война в Лапландии теперь уже с немцами обошлись без него. Умер герой войны и наркотического марафона в 1989 году, в возрасте 71 года.
Автор:Алексей Костенков
Оригинал взят у в
Комментарии (0)