В летописный рассказ о событиях, непосредственно предшествовавших гибели Святослава Игоревича, включено предостережение, игнорирование которого имело для князя роковые последствия: «И рече ему воевода отень Свѣналдъ: “Поиди, княже, на конихъ около, стоять бо печенѣзи в порозѣх”. И не послуша его и поиде в лодьяхъ» [ПВЛ, с. 35]. И.Н. Данилевский сопоставляет слова Свенельда с эпизодом из 4-й книги Царств, где пророк Елисей предостерегал царя Израиля: «И посылал человек Божий к царю Израильскому сказать: берегись проходить сим местом, ибо там Сирияне залегли» [Данилевский И.Н., 2004, с. 167], но вне рамок текстуальной близости двух этих предостережений остаётся указание летописи на средства передвижения – спасительное (конь) и губительное (ладья). Отказавшись от первого, Святослав, как выясняется из дальнейшего повествования, обрекает себя на смерть.
В рассказах «Повести временных лет» об обстоятельствах гибели представителей первых поколений русских князей есть ещё несколько эпизодов, в которых утрата коня является первым шагом героя на пути к собственной смерти. Вот наиболее близкая аналогия рассказу о гибели Святослава из летописной статьи, повествующей о расправе Святополка Владимировича над братьями. Глеб отправляется в Киев, «вборзѣ всѣдъ на конѣ», но вскоре «на поли потчеся конь в рвѣ, и наломи ему ногу мало»(1), после чего князю в Смоленске пришлось пересесть на корабль, где его и нашли подосланные братом убийцы [ПВЛ, с. 60].
Примечателен и финал жизни самого Святополка в летописном изложении. Ладья здесь не фигурирует, но мотив расставания с конём как предвестия смерти присутствует: «И бѣжащю ему, нападе на нь бѣсъ, и раслабѣша кости его, не можаше сѣдѣти на кони, и несяхуть и на носилѣхъ» [там же, с. 63].
На встречу со смертью несут не только Святополка, но и древлянских послов, явившихся к Ольге после гибели её мужа. Их переносят в ладье, в которой они и будут погребены.2 Обратив внимание на текст «поучения» Ольги послам, обнаружим в нём упоминание коней: «не едемъ на конѣхъ, ни пѣши идемъ, но понесѣте ны в лодьѣ» [там же, с. 27]. Эту часть пространного рассказа «Повести временных лет» о мести Ольги древлянам сопоставляется исследователями со скандинавским дохристианским погребальным обрядом. С ним же могут быть соотнесены и другие упомянутые в летописи случаи приближения князя в ладье навстречу собственной гибели (Святослав и Борис). Примечательно, что смерть правивших в Киеве варягов Аскольда и Дира тоже «притаилась» в ладье, где прятались убившие их воины Олега [там же, с. 14].
В трёх из пяти упомянутых эпизодов мотивы расставания всадника с конём накануне своей гибели и погребения в ладье переплетены (гибель Святослава и Бориса, расправа Ольги с древлянскими послами). Ещё в одном случае (со Святополком) видим только расставание с конём, а в другом – завуалированный мотив погребальной ладьи, которая служит своеобразным семантическим фоном
разворачивающегося действия, но прямо не связана с происходящим.
Причины расставания с конём в каждом из трёх случаев различны. Это невозможность передвижения героя на травмированном животном (Борис), игнорирование доброго совета и выбор иного средства передвижения (Святослав), и, наоборот, прямое следование гибельному совету трикстера (древляне). Несмотря на эти различия, объединение всех трёх эпизодов оправдано единством мотива – на коне (т.е. живой и невредимый) или в ладье (т.е. обречённый на скорую гибель или уже мёртвый). В связи с этим по-иному можно взглянуть и на летописного героя-эпонима, про которого «не свѣдуще рекоша, яко Кий есть перевозникъ былъ» [там же, с. 9]. За фигурой лодочника в представлении несведущих
мог скрываться мифологизированный персонаж, связанный с языческим погребальным культом.
Итак, расставание с конём как предвестие гибели героя прослежено уже в четырёх летописных рассказах, и нам осталось рассмотреть ещё один и самый известный – о смерти Олега Вещего [там же, с. 20].
В отличие от всех ранее перечисленных эпизодов, в этом предании расставание наездника с конём упомянуто дважды. В первый раз князь дистанцируется от животного, получив предсказание кудесника: «Княже! Конь, его же любиши и ѣздиши на нем, от того ти умрети». Лишь спустя четыре года, когда конь уже умер, Олег, посмеявшись над несбывшимся, как он был уверен, пророчеством, решил посмотреть на «кости его», отправившись в путь верхом. Далее в летописи читаем: «И прииде на мѣсто, идѣже бѣша лежащее кости его голы и лобъ голъ, и ссѣде с коня» (курсив наш – В.Л.). Вслед за «разделением» коня и всадника последнего вскоре настигает смерть от укуса змеи.
Обратим внимание и на обстоятельства гибели Изяслава Ярославича: смерть настигла его в битве на Нежатиной ниве, когда он «стоящю въ пѣшцихъ» [там же, с. 86]. В этом летописном рассказе расставание с конём не описано, но связь смерти князя с его пешим состоянием подчёркнута. Отмечено и то, что тело павшего князя везут в ладье.
Можно предположить, что все летописные эпизоды, в которых спешивание предвещает гибель князя, вписывались рукою одного автора, для которого эта мифологизированная связь правителя-всадника и животного была очевидной, и поэтому столь бережно и систематически подчёркивалась им, даже в тех случаях, когда, по логике повествования, описание спешивания было совсем не обязательным. По-видимому, в древнерусскую эпоху, по крайней мере, в начале XII в., когда создавалась ПВЛ, её читателю такая связь была понятна.
Возвращаясь к теме коня, предсказывающего гибель наезднику, обратимся к летописной статье 6550 (1042) г., повествующей о походе на финское племя емь, совершённом правившем тогда в Новгороде Владимиром, сыном Ярослава. Сообщается, что князь противника победил, но «помроша кони у вой» вследствие случившегося мора [там же, с. 67]. Эта, сделанная древнерусским книжником, запись обретает совсем иное «звучание», если рассматривать её не изолированно, а в комплексе со статьёй, датированной следующим годом. «Посла Ярославъ сына своего Володимера на Грькы» [там же], но этот морской поход на Константинополь потерпел полную неудачу: несколько тысяч воинов были убиты или попали в плен, уничтожено множество кораблей. Не является ли мор, поразивший коней в 6550 (1042) г, своеобразным предвестником разгрома и потерь в 6551 (1043) г., при том что две упомянутые летописные статьи следуют непосредственно одна за другой?
1) Комментарий В.Я. Петрухина к этому летописному известию: «конь <...>, предрекающий смерть хозяину, – традиционный мотив античной и византийской литературы, от коней Ахилла до примет эпохи Исаака и Алексея Ангелов: так и конь князя Глеба ломает себе ногу, когда князь отправляется навстречу своей мученической смерти» [Петрухин В.Я., 2000, с. 150, прим. 20]. Исследователь ссылается [там же] на одно наблюдение из книги А.П. Каждана, где тот пишет о литературном приёме Никиты Хониата (1155 – 1217) в «Истории со времени царствования Иоанна Комнина»: «при описании вступления на престол Мануила I, Исаака II и Алексея III дурные предзнаменования
<...> всякий раз связывает со странным поведением коня» [Каждан А.П., 1973, с. 108].
2) Послы добирались до Киева по воде: «И послаша деревляне лучьшие мужи, числомъ 20, въ лодьи к Ользѣ, и присташа подъ Боричевымъ в лодьи» [ПВЛ, с. 27].
ЛИТЕРАТУРА
Данилевский И.Н., 2004. Повесть временных лет: герменевтические основы источниковедения летописных текстов. М. – 383 с.
Каждан А.П., 1973. Книга и писатель в Византии. М. – 152 с.
Петрухин В.Я., 2000. Древняя Русь. Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. Т. 1. (Древняя Русь). М. С. 13 – 412.
Повесть временных лет / Подгот. текста, пер., ст. и коммент. Д. С. Лихачева; под ред. В.
И. Адриановой-Перетц. 2-е изд., испр. и доп. СПб., 1996. – 667, [1] с.
Для цитирования: Лушин В.Г., 2021. Конь и всадник в некоторых рассказах летописца о первых князьях // Rossica & Sla-vica. Cборник статей и материалов. 2021 год / Отв. ред. М.Г. Моисеенко. Ростов-на-Дону; Зимовники: Зимовниковский краеведческий музей. С. 43 – 45.
Комментарии (0)