Х. Перельман. Новая риторика. Трактат об аргументации

Хаим Перельман (20 мая 1912, — 22 января 1984)
Бельгийский ученый, философ, логик, профессор, доктор права (1934), доктор философии и математики (1938).

ЧИТАТЬ ФРАГМЕНТ

X. Перельман, Л. Олбрехт-Тытека
ИЗ КНИГИ «НОВАЯ РИТОРИКА: ТРАКТАТ ОБ АРГУМЕНТАЦИИ»
(ЧАСТЬ 3, ГЛАВА III. АРГУМЕНТАЦИЯ, ОБОСНОВЫВАЮЩАЯ СТРУКТУРУ РЕАЛЬНОГО)
А. ОБОСНОВАНИЕ ПОСРЕДСТВОМ АПЕЛЛЯЦИИ и ЧАСТНОМУ СЛУЧАЮ

​§ 78. АРГУМЕНТАЦИЯ С ПОМОЩЬЮ ПРИМЕРА

В нижеследующих параграфах мы будем анализировать связи, которые обосновывают структуру реального посредством апелляции к частному случаю. Последний может исполнять самые различные роли: выступая в качестве примера, частный случай делает возможным обобщение, в качестве иллюстрации он может подкрепить уже установленное правило, в качестве образца — побудить к подражанию. Рассмотрим по порядку эти три типа аргументов.

Аргументация с помощью примера — постольку, поскольку к ней обращаются, — предполагает наличие некоего разногласия в отношении того конкретного правила, которое призван обосновать пример, однако она предполагает также и наличие предварительного соглашения относительно самой возможности делать обобщения, исходя из частных случаев, или, по крайней мере, соглашения относительно действия инерции. Это последнее соглашение в принципе можно поставить под сомнение, но на данном этапе обсуждения мы не станем его оспаривать. Философская проблема индукции также не имеет отношения к нашему теперешнему предмету.

В каком случае явление вводится в изложение в качестве примера, то есть как заготовка для дальнейшего обобщения? В пользу какого правила служит аргументом приводимый пример? Вот два вопроса, встающие сами собой.


Не следует считать, что любое описание явления должно опираться на примеры. По мнению некоторых теоретиков истории, отличительным свойством этой науки является как раз внимание к тому, что при данных обстоятельствах уникально в силу особого места, занимаемого этими обстоятельствами в цепи событий, совокупность которых образует непрерывный процесс, характеризуемый самими этими обстоятельствами.

В естественных науках частные случаи используются либо как примеры, которые должны привести к формулировке некоего закона или к определению некоей структуры, либо как своего рода образчики, то есть как иллюстрация к уже известному закону или структуре. В области права сослаться на прецедент означает привести его как пример, обосновывающий правило, новое по крайней мере в некоторых своих аспектах. В других случаях юридическое установление часто рассматривается как пример общих принципов, опознаваемых в дальнейшем на основании данного установления.

Во многих случаях оратор открыто заявляет о своем намерении излагать факты в качестве примеров чего-либо, но это не всегда так. Некоторые американские журналы любят публиковать рассказы о карьере того или иного крупного промышленника, политика или кинозвезды, не выводя эксплицитно из них никакой морали. Факты, приводимые в этих рассказах, можно рассматривать либо как вклад в историю (всеобщую или частную), либо как примеры для произвольного обобщения, либо как иллюстрацию к одному из рецептов общественного успеха; причем герои подобных рассказов предлагаются в качестве образцов преуспевания, а сами рассказы призваны воспитывать читающую публику. Ничто пе позволяет судить о цели изложения с полной определенностью; по всей вероятности, такой рассказ должен выполнять и успешпо выполняет одновременно все эти роли* ориентируясь на различные категории читателей.

При всем том, в тех случаях, когда определенные явления упоминаются вслед за другими, в особенности им до некоторой степени подобными, мы склонны видеть в них примеры, тогда как описание изолированного явления будет воспринято скорее как простая информация. Некий прокурор, выведенный в пьесе в качестве персонажа, может сойти просто за частное лицо; если, однако, в той же пьесе выведепы два прокурора, то их поведение будет восприниматься как типичное именно для лиц данной профессии 1. В этом отношении бывает знаменательно уже одно обозначение некоторого события с помощью формы множественного числа: «Именно благодаря ему [т. е. множественному числу] осу- ществляется поэтическое выдвижение па первый план, обобщение, которое, придавая воображаемому событию значение архетипа, позволяет ему занять место в анналах истории человечества* Именно так поступает автор, когда говорит о колизеях, касти- лиях или флоридах, когда он пишет, что «земля рассказывала предания о своих королях Рене» («Ветра», IV, 5), или когда он умножает в числе единственный в своем роде остров Пасхи, не называя его («Ветра», IV, 2)»2.

В наиболее явном, даже утрированном виде аргументация с помощью примера предстает в пятичленном умозаключении древних индийских логиков3:

Гора пылает,
Потому что дымится;
Все, что дымится, пылает так же, как очаг,
Такова и гора,
Следовательно, это так.

Если же, напротив, оратор не делает никакого заключения из приводимых им фактов, то мы никак не можем быть полностью уверены в том, что он желает, чтобы его высказывания рассматривались как примеры. У Шопенгауэра есть рассуждение об одной хитрости, состоящей в том, чтобы извлекать из высказываний оратора заключения, противоречащие его мысли4: сочтя примером то, что автор вовсе не подразумевал таковым, можно ввести его в сильное замешательство.

Использование аргументации с помощью примера, хотя бы даже объявленное открыто, зачастую склоняет нас перейти ог примера к столь же частному заключению, не формулируя какого-либо правила, — это то, что называют аргументацией от частного к частному. «Нужно готовиться к войне против персидского царя и не позволять ему захватить Египет, ибо прежде Дарий перешел [в Грецию] не раньше, чем захватил Египет, а захватив его, переправился. Точно так же и Ксеркс двинулся [на Грецию] не прежде, чем взял [Египет], а взяв его, переправился, так что и этот [то есть царствующий ныне], переправится [в Грецию], если захватит [Египет], поэтому нельзя ему этого позволять» 5. Подобно переходу от примера к правилу, эта форма рассуждения опирается на инерцию. Понятия, используемые для описания частного случая с помощью примера, имплицитно играют при этом роль правила, позволяющего переход от одного частного случая к другому. Пояснить нашу мысль может любопытное рассуждение С. Вейль: «Так же как единственный способ изъявить уважение к голодающему — это дать ему поесть, единственный способ изъявить уважение к человеку вне закона — это вернуть его под сень закона, подвергнув его тому наказанию, которое предписано законом»6.

Правило, подразумеваемое в этом рассуждении, заключается в том, что единственный способ выразить уважение к человеку — это дать ему то, чего ему недостает; но в то время как пример с голодающим не Вызывает возражений, поскольку объективная и •субъективная точки зрения тут совпадают (разумеется, если принять, что голодающий страдает от голода), применение этого правила к случаю с преступником вызывает перевес объективной точки зрения, не учитывающей собственные желания того, на кого забота направлена.

Критика характерной для сократических диалогов аргументации от частного к частному должна быть сосредоточена на том концептуальном аппарате, благодаря которому производится переход от одной рассматриваемой ситуации к другой.

В чем бы ни состоял способ подачи примера, к какой бы области ни относилось рассуждение, приведенный пример должен — для того, чтобы он был воспринят в таковом качестве — обладать статусом факта, хотя бы предварительно; обращая внимание публики на этот статус, оратор получает большое преимущество. Так, Ален в большинстве своих речей отталкивается от конкретного события, сомневаться в котором у слушателей нет никаких оснований 7. Несогласие с примером,— оттого ли, что предлагаемому обобщению можно противопоставить столь же убедительные возражения,— сильно ослабляет в глазах публики пропонируемый оратором тезис. В самом деле, выбор примера в качестве элемента доказательства налагает на оратора обязательства, подобно своего рода обету. Публика вправе полагать, что весомость главного тезиса напрямую зависит от той аргументации, которая претендует на его обоснование.

Какого рода обобщение можно извлечь из примера? К этому вопросу тесно примыкает другой: какие явления можно рассматривать как примеры одного и того же правила? В самом деле, явления взаимозаменяемы в том случае, если они относятся к одному и тому же правилу, а с другой стороны, перечисление подобных явлений позволяет выявить ту точку зрения, исходя из которой они уподобляются друг другу. Именно по этой причине, когда речь идет о разъяснении правила, применимого к разнородным случаям, бывает полезно снабдить его как можно более разнообразными примерами, ибо это способ указать на то, что в данном случае различия несущественны. Таков следующий отрывок из Беркли: «Далее я говорю, что грех или моральная испорченность состоят не во внешнем физическом действии или движении, но во внутреннем отклонении воли от законов разума и религии. Ведь убиение врага в сражении или приведение в исполнение смертного приговора над преступником, согласно закону, не считаются греховными, хотя внешнее действие здесь то же, что в случае убийства» 8.

Приводя примеры один за другим, Беркли уточняет cboio мысль, как бы комментируя ее. Систематизация этого приема приводит нас к классическому правилу вариации посылок в индукции, применение которого позволяет выявить принципы с самой общей сферой действия. Так, принцип рычага может быть применим в таком множестве случаев, что вряд ли возможно найти единую для всех них физическую характеристику9.

Вместо того чтобы просто умножать число примеров, аргументацию с помощью примера иногда усиливают посредством аргументов с двойной иерархией, что позволяет рассуждать a fortiori. Это мы будем называть обращением к иерархизованному примеру: «...Все почитают мудрецов: паросцы почитали Архилоха,, хотя он был клеветник, хиосцы — Гомера, хотя он не был их согражданином, митиленцы — Сафо, хотя она была женщина, лакедемоняне избрали Хилона в число геронтов, хотя чрезвычайно* мало любили науки...» 10. Похоже, что и рекомендуемый Уэйт ли «прогрессивный подход» при аргументации есть не что иное, как обращение к иерархизованному примеру и.

Выбор примера наиболее доказательного постольку, поскольку его осуществление наиболее затруднено, может послужить поводом к карикатуре. Если для доказательства того, что из-за невзгод иные несчастные могут поседеть за одну ночь, приводится рассказ о том, как этот незаурядный случай произошел с одним торговцем, который так горевал по поводу пропажи своих товаров во время кораблекрушения, что внезапно поседел... его парикг то этим достигается эффект, придающий комизм аргументации 12. Большинство марсельских анекдотов — это всего лишь иерархизо- ванпые примеры, чересчур убедительные по замыслу.

Отметим в этой связи, что примеры взаимодействуют в том смысле, что упоминание нового примера модифицирует значение- уже известных; оно позволяет уточнить ту точку зрения, в рамках которой следует рассматривать предыдущие факты. А именно* в области права, несмотря на то, что прецедент иногда упоминается при первом решении суда, принятом в соответствии с некоторой интерпретацией закона, окончательное решение приговора выявляется лишь постепенно, в ходе последующих решений. Также тот факт, что автор при аргументации ограничился одним- единственным примером, по-видимому, указывает на то, что способ обобщения этого примера представляется автору самоочевидным. Почти такая же ситуация возникает, когда автор упоминает многочисленные примеры скопом, с помощью единой формулы, например такой, как «часто мы видим, что...». Без сомнения, чем-то эти примеры отличаются один от другого, но в свете конкретного обобщения они рассматриваются как единый пример. Увеличение числа недифференцированных примеров становится важным, когда, не стремясь к обобщению, автор хочет определить частоту события; и сделать заключение о вероятности встретиться с ним в будущем. И здесь, впрочем, недифференцированный характер событий предполагает тем не менее разнообразие условий; кроме того, выбор примеров должен производиться таким образом, чтобы убедить читателя в их репрезентативности.

Во многих высказываниях, например в цитированном выше отрывке из Беркли, столь же существенная роль отводится и противоречащему примеру (exemplum in contrarium), который препятствует неправомерному обобщению, демонстрируя свою с ним несовместимость и указывая на то единственное направление, в котором может идти обобщение.

Именно отмена правила с помощью противоречащего ему примера и последующая его модификация обеспечивает, согласно Карлу Попперу, тот единственный критерий, который делает возможным эмпирический контроль над законом природы 13.

Однако всегда ли противоречащий пример, пусть даже неоспоримый, приводит к отмене закона? Без сомнения, да, в том случае, если речь идет о высказывании, применимом к ряду случаев, который включает в себя и противоречащий случай. Это в принципе предполагает, что последний был предусмотрен до формулировки правила, но это лишено смысла. В действительности отдельный случай никогда не может вступить в абсолютное противоречие с законом, универсальность которого доказана эмпирически. Он может только усилить или ослабить закон14. Закон останется таковым и далее, но сфера его действия с учетом нового случая слегка изменится.

Равным образом можно ограничить сферу применения закона, прибегнув к понятию исключения; при этом связь между событиями, определяемая законом, перестает, как это имеет место в лингвистике, быть абсолютной. Иногда детерминистский закон стараются заменить более или менее строгой корреляцией.

Эти два подхода предполагают, что события, требующие усиления или ослабления закона, общепризнанны и теоретически перечислимы. В противном случае следует искать другие решения. Зачастую закону оставляют право на существование, но уточняют при этом категории событий, к которым он неприменим. В качестве приема подобного рода надо упомянуть обращение к понятию чуда. Существование чудесного факта не влечет за собой модификацию закона природы. Как раз наоборот: чтобы «чудо» имело место, оно п закон должны сосуществовать каждый в своей области. Другой способ состоит в переводе правила, вызываю* хцего сомнения, в разряд условных. Это то, что пытаются делать, когда детерминизм объявляют методическим, а не научным законом 15 или когда в юриспруденции устанавливают презумпции.

Зачастую аргументация состоит в подведении аудитории к осмыслению противоречащего факта, т. е. к осознанию того, что признаваемые ею факты нарушают признаваемые ею правила. Опыты Элиасберга убеждают нас в том, что существует взаимосвязь между восприятием противоречащих фактов и осознанием правила. Ребенок должен найти конфеты, лежащие под некоторыми из карточек (синими); когда вырисовывается тенденция к выбору им синих карточек, вводят новый опыт, в котором под одной из синих карточек конфет не оказывается. Именно в этот момент правило выводится на уровень ясного его осознания, и ребенок незамедлительно его формулирует 16. Таким образом, неудивительно, что при аргументации бывает возможно использовать противоречащие примеры с целью не только отмены правила, но и его выявления. Как раз сюда относятся те случаи в юриспруденции, когда закон, касающийся исключения, выступает единственным средством обнаружения правила, которое до этого нигде сформулировано не было.

При аргументации с помощью примера существенную роль играют языковые средства. Когда два явления подводятся под одно понятие, их уподобление воспринимается как вытекающее из самой природы вещей, тогда как их различие представляется требующим некоторого обоснования. Вот почему — за исключением тех дисциплин, где употребление понятий с необходимостью •сопровождается особым способом уточнения сферы их применения, — тот, кто выстраивает аргументацию, зачастую приспосабливает используемые им понятия к нуждам своего изложения. Аргументация посредством примера представляет собой тот замечательный случай, когда на смысл и расширенное толкование понятий оказывает непосредственное влияние динамическая сторона их употребления. Впрочем, это приспосабливание, эта модификация понятий чаще всего кажутся столь естественными, столь соответствующими нуждам данной ситуации, что остаются почти совершенно незамеченными.

Использование языковых средств для уподобления различных случаев играет тем более важную роль, чем более настоятельна потребность подвести примеры под одно и то же правило без изменения оного. Сюда, несомненно, относится случай из юриспруденции. Подведение новых случаев под какое-либо юридическое установление — это не просто переход от общего к частному, ибо уподобление, имеющее при этом место, равным образом вносит вклад в формирование юридической реальности, т. е. норм права, а как мы уже знаем, новые примеры воздействуют на старые, изменяя их значение. Другими авторами уже не без основания подчеркивалось, что благодаря тому, что называют проек- ц и е й, уподобление новых случаев, не предусмотренных или не принятых во внимание в момент выработки закона, некоторым уже известным случаям может совершаться само собой без использования каких-либо приемов юридического обоснования17. Язык зачастую опережает юриста; в свою очередь, решение юриста — постольку, поскольку язык всего лишь облегчает задачу последнего, но решений ему не навязывает, — может воздействовать на язык таким образом, что два слова, которые в иных ситуациях рассматривались бы как омонимы, будут интерпретированы как относящиеся к одному и тому же понятию.


Далее здесь