5 августа 1895 года в Лондоне умер Фридрих Энгельс. Альтер эго и соратник Карла Маркса. Теоретик марксизма и грубый материалист
Фридрих Энгельс (1820–1895) родился в семье фабриканта. Его отец, а затем и сам Фридрих владели хлопкопрядильной фабрикой Ermen & Engels вместе со своим партнёром Эрменом. Учился в гимназии, но по настоянию отца её не окончил. Продолжил образование в Бремене на торгового работника. Затем слушал лекции по философии в Берлине, но так и не получил университетского диплома.
Фридрих Энгельс и классовый взгляд на семью
Фридрих с молодых лет любил породистых лошадей и хорошеньких женщин, этаких «гризеток» из простых и не сильно социально ответственных. Эти интересы он пронёс через всю жизнь. На склоне лет, в 1893 году, в одном из писем своему брату Герману Энгельсу он в шутливой форме писал:
Я никогда не прощу Бисмарку, что он исключил Австрию из состава Германии, хотя бы из-за одних венок
(ПСС. Т. 39. С. 97).
Венок он ставил на одну доску с парижанками, а вот северных немок считал менее ветреными и оттого более скучными.
К институту брака Энгельс относился отрицательно. В одном из своих наиболее известных сочинений «О происхождении семьи, частной собственности и государства» он пытался доказать, что единобрачие является лишь одной из эксплуататорских форм семьи. Ему казалось, что изначально в человеческом обществе господствовали беспорядочные половые связи. Они ему казались более свободными, а оттого и более симпатичными и не вызывающими никакого отторжения.
Ф. ЭНГЕЛЬС. ФОТО: WWW.GLOBALLOOKPRESS.COM
Моногамная семья для Энгельса была столь же классово неприемлема, как общество и государство.
Семья, — утверждал классик марксизма, — даёт нам в миниатюре картину тех же противоположностей и противоречий, в которых движется общество, разделённое на классы со времени наступления эпохи цивилизации, и которые оно не способно ни разрешить, ни преодолеть
(ПСС. Т. 21. Происхождение семьи, частной собственности и государства).
Как коммунист он, естественно, отрицал и христианский брак, открыто живя сначала с Мэри Бёрнс (1821–1863), которая работала с девятилетнего возраста на отцовской фабрике, а затем (или не совсем затем) с её сестрой Лиззи (1827–1878). Расписался официально с обоими поочерёдно он только перед самой их смертью. Сожительство с этими ирландками не останавливало влюбчивого Энгельса от других романов, так часто, что это даже беспокоило жену Маркса, которая небезосновательно боялась такого скверного примера для своего мужа. Тот также отрицал брак, что однажды привело к беременности их служанки. Чтобы не расстраивать супругу Маркса, родившегося ребёнка пришлось признать своим Энгельсу. После рождения Энгельс отправил родившееся дитя с глаз долой… в детдом.
ЛИЗЗИ БЁРНС. ФОТО: WWW.GLOBALLOOKPRESS.COM
Мировая революция, диктатура пролетариата, счастье всего человечества, коммунизм — ничего не должно было отвлекать двух закадычных друзей от этих «высоких» гуманистических идей.
Продав в 1870 году свою долю буржуазного бизнеса, Энгельс жил в Лондоне, состоял членом разных элитных клубов и предавался весьма дорогим удовольствиям, например, охоте на лис.
Какие же человеческие качества сам Энгельс считал особенно характерными для себя?
Судя по анкете в дневнике дочери Маркса Женни Маркс, главным своим качеством Энгельс почитал «относиться ко всему легко». Счастье ему виделось в образе «Шато Марго» 1848 года розлива. Любимым занятием он почитал «дразнить и быть дразнимым», «всё полузнать» и не заморачиваться особыми принципами.
Как истовый борец с частной собственностью и прочими буржуазными пережитками Энгельс к моменту своей смерти имел в Лондоне огромный дом, немалые деньги и многочисленные «ценные бумаги» (согласно последнему завещанию. Т. 39. С. 429), «в виде государственных бумаг, акций» (Т. 39. С. 431), приносивших ему всю жизнь приличные проценты. Судя по завещанию, он имел своих постоянных маклеров — «господа Клейтон и Астон» (Т. 39. С. 431), повара и секретаря.
Но всемирно известен Фридрих Энгельс стал не типично буржуазной личной жизнью, а тем, что со своим другом Карлом Марксом создал одноимённое политическое учение и организовывал коммунистическое движение. Здесь он был непререкаемым, настоящим марксистским вождём.
ПАМЯТНИК К. МАРКСУ И Ф. ЭНГЕЛЬСУ. ЛИТВА. ФОТО: PANOGLOBE / SHUTTERSTOCK.COM
Отношение Фридриха Энгельса к России
Энгельс считал себя военным знатоком и написал огромное количество статей по различным войнам своего времени. В кругу знакомых за многочисленные статьи по военным вопросам Фридриха Энгельса даже стали звать «генералом».
А поскольку Россия вела во время его жизни активную внешнюю политику и вынуждена была участвовать во многих войнах, то от Энгельса ей доставались постоянные марксистские журналистские пинки.
Основатели марксизма преподносились нам всегда как последовательные интернационалисты. Но именно марксистские взгляды не позволяли Энгельсу взглянуть на Российскую Империю и славян спокойным отстранённым взглядом аналитика.
Как немец и революционер Энгельс был ужасно испуган венгерским походом русской армии в революционную Венгрию в 1848 году. Русская армия и славянское ополчение, подавлявшее венгерское восстание, создало в голове Фридриха неустраняемый страх перед панславизмом.
Немецкие и мадьярские цивилизаторы в глазах Энгельса втягивали славянских «варваров» в европейское движение (Борьба в Венгрии. ПСС. Т. 6. С. 176-177). И он искренне негодовал на их «варварскую» неблагодарность.
Идеолог марксизма, даже в семьях видевший классовую вражду, разделял нации на революционные и на контрреволюционные.
На стороне революции, — писал Энгельс, — оказались немцы, поляки и мадьяры; на стороне контрреволюции — остальные, то есть все славяне, кроме поляков… Откуда появилось это разделение наций, какими причинами оно объясняется? Это разделение соответствует всей прежней истории данных народностей… Среди всех больших и малых наций Австрии только три были носительницами прогресса, активно воздействовали на историю и ещё теперь сохранили жизнеспособность; это немцы, поляки, мадьяры. Поэтому они теперь революционны. Всем остальным большим и малым народностям и народам предстоит в ближайшем будущем погибнуть в буре мировой революции. Поэтому они теперь контрреволюционны
(Т. 6. С. 178-179).
Фридрих видел большую заслугу Австрии перед славянами в том, что те не превратились «в турок». И считал, что славянам «за неё стоит заплатить даже переменой своей национальности на немецкую или мадьярскую» (С. 180). Он предлагал им ассимилироваться в знак «благодарности».
Интересно, что роль России в том, что славяне не отуречились, наш теоретик не видел напрочь. В его глазах славянам нужно было бы совершенно правильно омадьяриться или онемечиться, а, например, вовсе не русифицироваться. Последнее ему приходило в голову только как страшный европейский панславистский сон. А ведь к тому моменту Российская Империя вела уже более ста пятидесяти лет русско-турецкие войны, в том числе и для того, чтобы славяне не отуречились.
Панславизм для него изначально был реакционен. Хотя, например, для другого революционера, идеолога анархизма, русского по происхождению Бакунина он был, напротив, прогрессивен, как освободительное движение.
Ф. ЭНГЕЛЬС. 1862 Г. ФОТО: WWW.GLOBALLOOKPRESS.COM
Но для Энгельса как немца ужас перед Русским царём первичен, хоть и завуалирован. Он писал:
Непосредственной целью панславизма является создание славянского государства под владычеством России от Рудных и Карпатских гор до Чёрного, Эгейского и Адриатического морей — государства, которое, помимо немецкого, итальянского, мадьярского, валашского, турецкого, греческого и албанского языков, охватывало бы приблизительно ещё дюжину славянских языков и основных диалектов. Всё это вместо взятое связывалось бы не теми элементами, которые до сих пор связывали Австрию и способствовали её развитию, а абстрактными качествами славянства и так называемым славянским языком, разумеется, общим для большинства населения
(С.181).
Почему Австрия лучше России как объединяющая сила для Энгельса? Да только потому, что она немецкая и европейская. И он грозит России, славянам, что «при первом же победоносном восстании французского пролетариата… австрийские немцы и мадьяры освободятся и кровавой местью отплатят славянским варварам. Всеобщая война, которая тогда вспыхнет, рассеет этот славянский Зондербунд и сотрёт с лица земли даже имя этих упрямых маленьких наций. В ближайшей мировой войне с лица земли исчезнут не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы. И это тоже будет прогрессом» (С. 186).
Такой вот нескрываемый марксистский интернационализм, который и в советском изводе главной целью себе ставил борьбу с «великорусским шовинизмом». И, надо признаться, сильно в этом преуспел…
В другом своём сочинении «Германия и панславизм» наш мстительный культуртрегер заявляет, что
славяне… путём постепенного распространения панславизма впервые заявляют теперь о своём единстве и тем самым объявляют смертельную войну романо-кельтским и германским народам, которые до сих пор господствовали в Европе. Панславизм — это не только движение за национальную независимость, это движение, которое стремится свести на нет то, что было создано историей за тысячелетие; движение, которое не может достигнуть своей цели, не стерев с карты Европы Турцию, Венгрию и половину Германии, а добившись этого результата, не сможет обеспечить своего будущего иначе, как путём покорения Европы… Он ставит Европу перед альтернативой: либо покорение её славянами, либо разрушение навсегда центра его наступательной силы — России.
Интересно, что в своей статье Энгельс ещё не знает никаких украинцев, об освобождении которых потом будет столь сильно радеть марксист Ульянов-Ленин. Говоря о численности славян в Австрии и перечисляя славянские нации, он говорит о том, что русская представлена:
Тремя миллионами малороссов (русинов, рутенов) в Галиции и на северо-востоке Венгрии — единственной русской народностью, находящейся за пределами Российской империи.
Тогда даже враждебно настроенные к России писатели ещё понимали, что галичане — часть русского народа. И Энгельса эта этническая связь пугала. Ему грезилось, что «целый панславистский заговор грозит основать своё царство на развалинах Европы».
Энгельс о Польше как опоре против России
Для Фридриха Энгельса не все славянские народы были варварскими. Поляков он выделял. Потому что те, по его мнению, не связывали свою судьбу со славянским братством, с идеями панславизма, а тяготели больше к свободе и революции. В европейском стиле.
Он даже заявлял, что для рабочего класса «его внешняя политика с самого начала выражалась в немногих словах — восстановление Польши…» (Какое дело рабочему классу до Польши? Т. 16. С. 156). А само восстановление Польши было необходимостью как «отпор русской угрозе Европе» (Т. 16. С. 157).
Ф. ЭНГЕЛЬС. ФОТО: WWW.GLOBALLOOKPRESS.COM
Россия обвинялась Энгельсом в поглощении Польши. Тогда как в реальности Речь Посполитая была разделена между Россией и любимыми Фридрихом Пруссией и Австрией. Но к последним у немца претензий нет.
Что же касается России, — по мнению Энгельса, — то её можно упомянуть лишь как владелицу громадного количества украденной собственности, которую ей придётся отдать назад в день расплаты
(С. 160).
День расплаты — это день революции.
Энгельс приписывал России совершенно сумасбродные действия. Якобы используя принцип национальности и идеи панславизма, Россия ведёт дело к уничтожению Германии, Австрии и Турции. А также ведёт пропаганду по разрушению Швеции во имя «варварских» финских лапландцев.
В настоящий момент русское правительство, — утверждал он без всяких на то оснований, — имеет агентов, разъезжающих среди лапландцев Северной Норвегии и Швеции для агитации среди этих кочующих дикарей в пользу идеи "великой финской национальности"… под протекторатом России
(С. 162).
Редчайшая антиисторическая чушь…
При этом надо отдать должное проницательности Энгельса. В отличие от очень многих европейцев, он правильно понимал часть русских устремлений.
Едва только Константинополь попал в руки турок, — писал он, — как великий князь московский вписал в свой герб двуглавого орла византийских императоров, объявив себя таким образом их преемником и мстителем в будущем; с тех пор, как известно, русские стремились завоевать Царьград, царский город, как они называют Константинополь на своём языке
(С. 163-164).
И «первое и главное притязание России — объединение всех русских племён под властью царя, который называет себя самодержцем всея Руси (Samodergetz vseckh Rossyiskikh), в том числе Белоруссии и Малороссии» (С. 166).
Не выходя из шор классового сознания, Энгельс даже в покорении Польши видел классовую войну:
Россия начала подобную войну в Польше ещё около 100 лет тому назад, и это был превосходный образчик классовой войны, когда русские солдаты и малоросские крепостные вместе шли и сжигали замки польских аристократов лишь для того, чтобы подготовить русскую аннексию
(С. 165).
Но и «классовая война» в исполнении русских Фридриху не нравилась. Она была не искренней… а завоевательной.
Россия — не европейская страна
Почему же Энгельс был так критичен по отношению к Российской Империи? Да, это была монархия, а Энгельс был республиканцем. Да, Россия была традиционным обществом, а Энгельс проповедовал его разрушение. Да, Русские Самодержцы боролись с революциями в Европе, а ему хотелось революции по всему миру.
Но было и нечто другое, как мне кажется, по-настоящему определяющее позицию Энгельса.
В своей статье «Эмигрантская литература» он выразил её очень чётко:
Как ни развилась Россия со времени Петра Великого, как ни возросло её влияние в Европе… всё же она по существу оставалась такой же внеевропейской державой, как, например, Турция
(Т. 18. С. 506).
Чужеродность России для Европы, её «варварство» в глазах европейца — глубочайшее убеждение Энгельса. Его стремление «избавиться от русской реакции и русской армии» (С. 508) не исчерпывалось его революционизмом. Оно было глубже, это было цивилизационное неприятие России средним европейцем, каковым был Энгельс по своим бытовым и интеллектуальным стереотипам. Стереотипам глубоким, многовековым, германским, откровенным…
Но у этой откровенности есть, как ни странно, и положительная сторона. Энгельс хоть что-то понимал в психологии своего врага.
Ф. ЭНГЕЛЬС. МАНЧЕСТЕР. ВЕЛИКОБРИТАНИЯ. ФОТО: WWW.GLOBALLOOKPRESS.COM
И дальнейшие слова — лучшее тому подтверждение:
Русский народ, этот "революционер по инстинкту", — писал Энгельс, — устраивал, правда, бесчисленные разрозненные крестьянские восстания против дворянства и против отдельных чиновников, но против царя — никогда, кроме тех случаев, когда во главе народа становился самозванец и требовал себе трона. Последнее крупное крестьянское восстание при Екатерине II было возможно лишь потому, что Емельян Пугачёв выдавал себя за её мужа, Петра III… Наоборот, царь представляется крестьянину земным богом. "Bog vysok, Car daljok, до бога высоко, до царя далеко", — восклицает он в отчаянии
(С. 547).
Этот исторический характер русского народа подмечен очень верно. Царистская психология, автократичность восприятия власти, её религиозная неприкосновенность — это те качества, которые действительно создали Русское величие. Величие, которое всеми своими силами стремился подорвать Фридрих Энгельс. И подорвать которое удалось его последователям.
Комментарии (0)